в черновиках со стихами 78 частей, я ничего не понимаю в мертвых писателях и утонула в собственных фанонах.

а спонсор сегодняшнего вечера - новая глава псов.
новая глава псов - ГОГОЛЬ, ЗА ЧТО.



у меня есть идея для тупого мема, но рисовать его я буду завтра~
или послезавтра.

@темы: Ло.FM, bsd

---

я притащил вам вечернюю гифочку по псам.

сегодня начался опенер, и я смотрю на командную таску с легким недоумением.
а она на меня примерно так:

@темы: Ло.FM, bsd

---

пораздумывала и поняла, что большинство моих отп представляют собой один типаж.
и да, этот стрип с Линой и Кселлосом его превосходно описывает хД

вру, чистые лавхейты без примеси идиотизма я тоже шипперю
но реже

@темы: Ло.FM, slayers

---

я принес из треда
*очень любит свои фаноны и Фукузаву-доно*

анкетка по отп

ОТП
Фукумори~

Когда зашипперили?

картинка

Почему зашипперили?
"я не собирался, а потом они встретились"(с)
нельзя так просто взять и не зашипперить двух людей, когда они приставляют друг другу к горлу острые предметы хД и вообще лавхейты я люблю как ничто больше)
а еще следом случилась арка Каннибализма, и все, я пропал.

Что нравится и что не нравится в пейринге (или в процессе увлечения им)?
нравится, что в дежурке можно пообсуждать олд!соукоку как будто бы это канон)
не нравится, что годных фиков мало. то есть, хороших мало, а таких, чтобы я бегал и орал "как же это бесподобно, дайте мне еще" нет.

Шипперите ли еще кого-нибудь с кем-то из этих персонажей?
эээ...
...вот некоторое время назад я бы ответил нет, но тут в дежурке объявился анон, приносящий фукурампо, да я случайно нашел парочку артов... так что теперь ответ не столь однозначен хД
нет, на самом деле, я с удовольствием читаю и Фукузава/Рампо, и Фукузава/Дазай, и вообще, а вот левые пейринги с Мори не очень-то люблю (он слишком невыносим хорош, чтобы достаться кому-то еще)

Какая песня у вас ассоциируется с этим пейрингом?
я шиппер, я любую песню проассоциирую с моим отп хД
в некотором роде Fall Out Boy - Irresistible или, допустим, Walk The Moon - Anna Sun
(на самом деле Glee Cast - Take Me To Church, но она гладит мои личные фаноны)

Любимый арт (арты)

я не смог выбрать, поэтому вот шесть артов

некоторые из фанонов выползли в однострочники, мне почти жаль

Разминка: пара строк фанона на:
1. соулмейт!ау
а)
Длинные рукава Элизы не то чтобы действительно скрывают я приостановил деятельность телохранителя, но это такая общая фраза — мало ли наемников встречается на пути босса мафии, мало ли из них берутся за миссии по охране, мало ли из них умирают на этих миссиях — кто угодно мог бы ее произнести; Мори никогда не отвечает на вопросы — даже тем людям, которым позволено их задавать, — улыбается и тщательнее прячет ее продолжение — слишком очевидное и нелюбимое им — под белыми перчатками.

б)
Война забирает у людей многое — жизни, дома, порой даже выгрызает кусочки душ, не сдерживая свой бесконечный голод — у появившегося на его пороге наемника на правом запястье белое пятно — как шрам — Мори понимающе усмехается и прячет такое же под тканью халата.
Иногда — в одном случае из тысячи — неровности и шероховатости оставшейся части души идеально совпадают с чьими-то другими; телохранитель порой, кажется, готов его убить, и никогда не одобряет его планы полностью, но продолжает приходить в его клинику и вытаскивать из неприятностей — когда Мори просыпается утром и видит на руке вместо привычной белизны выписанное черными резкими штрихами Фукузава Юкичи, он даже не удивляется.

2. постканон

роад-стори, америка (620 слов)

В Техасе Мори покупает себе совершенно дурацкую — по мнению Фукузавы — шляпу — на настоящего ковбоя он похож в ней еще меньше, чем рисунок Элизы, но девочки-студентки на улицах оборачиваются и глупо хихикают — когда они так шептались глядя на самого Фукузаву, Мори утащил его с того места, возмущенно шипя что-то вроде «да они вам во внучки годятся». Для внучек сам Мори еще слишком молод, но Фукузава все равно уводит его оттуда, возможно, сжимая ладонь на его запястье сильнее, чем требовалось, — но когда они доходят до отеля, Мори выглядит поразительно довольным.

В Оклахоме они приобретают небольшой грузовичок, а Фукузава выторговывает себе право на занятия в автошколе — потому что он совершенно точно не хочет знать, откуда у Мори права. Пока он учится водить, кабина и кузов начинают приобретать жилой вид — в бардачке обосновываются леденцы и цветные карандаши, по полу оказываются разбросаны подушки и медицинские журналы, к зеркалу Мори цепляет брелок — то, что тот в виде очаровательного рыжего кота, заставляет Фукузаву простить ему все остальное.

В Канзасе они встречают торнадо — точнее, наблюдают за ним издалека, и Фукузаве требуется вся его выдержка, чтобы не поддаться на уговоры подъехать ближе — Мори хорошо умеет делать жалобное лицо и получать то, что он хочет. Иногда Фукузава действительно думает, что он единственный человек в мире, чье «нет» Мори готов стерпеть, пусть даже будет обижаться еще дня два.
В качестве извинений он покупает им — и Мори, и Элизе — мороженное на следующей остановке. Клубничное оказывается слишком сладким, фисташковое почему-то имеет отчетливый мятный привкус — и весь следующий день Фукузава старательно делает вид, что не помнит, откуда он об этом узнал.

В Миссури они пишут письмо в Йокогаму — по хорошему надо бы написать два отдельных письма, но на это у них терпения не хватает: заглядывают друг другу через плечо, отбирают ручку, комментируют записи другого — письмо выходит на двадцать семь страниц не считая поскриптума и иллюстраций Элизы, и, в конце концов, как говорит Мори, даже если мафия и агентство успели разругаться с того момента, как их главы сменились, им надо будет снова заключить перемирие — хотя бы пока они это все не прочитают.

В Кентукки их находит ответное письмо — правда, оно больше напоминает посылку, и работница почты косится на них с подозрением — Рампо жалуется на скуку и интересуется, не случаются ли в Америке преступления позабавней, оба черных дуэта пишут вперемешку, заканчивая за друг друга слова и предложения, так что почти невозможно понять, кто конкретно это написал, строчки Куникиды ровные и уверенные, аккуратные иероглифы Кёки переплетаются с изящным почерком Коё, Ёсано один раз оговаривается и называет Мори «адмиралом вселенной» (а может, делает это нарочно) — в общем, если судить по этому, у их организаций все прекрасно.

В Индиане (а еще точне в Саут-Бенд) они случайно — по крайней мере, так утверждает Мори, — устраивают переворот в контролирующей город группировке и оттого уезжают оттуда ночью, второпях; это дает им тему для взаимных подколов на целую неделю, от «сколько волка не корми…» до «similis simili gaudet», но Фукузава, как бы его не забавляло происходящее, обещает себе, что больше подобного не допустит.
Разумеется, обещание он нарушает, но, впрочем, ничуть не жалеет об этом: Мори, пусть даже только притворяющийся, что чувствует себя виноватым, замечательно умеет извиняться.

— Куда мы поедем дальше? — спрашивает его Мори в Огайо, лениво растекшись по сиденью справа и сооружая имровизированный веер из подвернувшейся под руку рекламной листовки, Элиза спит сзади, устроив голову на свернутом хаори; Фукузава поднимает глаза от карты и совершенно не уверен, как сказать, что ему действительно все равно — любое место хорошо, если им позволено его разделить.

— Не знаю, — это не совсем верный ответ, и он тут же исправляется: — Куда захочешь. Можем направится в Нью-Йорк, нанести ответный визит Фицджеральду.

Мори смотрит на него пару секунд, чуток растерянно, а потом, видно представив выражение лица этого шумного американца, когда они заявятся к нему в гости одновременно, — запрокидывает голову и тихо смеется.

3. смерть одного из персонажей
Мори говорит «все в порядке» — и Коё бросает в дрожь, потому что взгляд у босса — темный и вязкий, как болото, потому что это «в порядке» может обмануть только слепого и глухого — не был ли тот человек якорем, удерживающим безумие Мори в рамках, не было ли его существование единственной причиной, почему мир еще не был разрушен до дна? Коё не знает, не хочет знать, какую цену теперь заплатит вселенная за одну смерть, окажется ли она разбита, расколота — господи, спаси и сохрани! — но боги молчат, Коё, придавленная к земле невероятной силой, не способна шелохнуться; Мори добавляет «но кажется, у меня теперь есть мотив искать Книгу самому», Мори спрашивает «ты же мне поможешь?»,
и Коё становится страшно.

4. реверс!ау

прошлое, не то чтобы действительно реверс, 387 слов

Худой старик с безумным блеском в глазах хищно загребает пальцами воздух. Фукузаве он не нравится: бездарный руководитель, на которого даже собственные подчиненные смотрят с едва сдерживаемым презрением.
Нацуме-сенсей прав — нельзя оставлять такую силу в руках подобного человека.

— Вы босс Портовой мафии? — уточняет он на всякий случай — скорее вежливость, нежели необходимость, будто не было досье и десятка фотографий в нем. — Я пришел сразиться с вами за этот титул.

Судя по звукам в наушнике, Мори крепко прикладывается ладонью ко лбу.
Фукузава его игнорирует.


В клинике тепло, но сквозняк из приоткрытого окна треплет волосы — победа горчит на языке, словно просроченный крем на забытом кусочке торта.

— Нет, ну серьезно? — Мори смеется, откидываясь на спинку стула, неловко взмахивает руками в приступе необычайного веселья. — Просто пойти и вызвать его на дуэль? Фукузава-доно, вы нечто, я же пошутил, когда предлагал это!

Фукузава слегка морщится — простреленное плечо побаливает. Мягкой расслабленности подпольного врача он не верит ни на секунду, но все равно поворачивается спиной, позволяя обработать рану. В конце концов они знают друг друга четыре года, за это время многое можно запомнить.
Мори шутит очень редко, а планы его всегда срабатывают.

Не то чтобы он теперь нуждался в его услугах — у него теперь есть собственный штат врачей: в мафии действуют волчьи законы, а перегрызть горло вожаку — самый простой путь наверх, но пусть этот жест доверия окажется последней данью их странному союзу: больше Фукузава сюда не вернется — а Мори слишком ценит свою свободу, чтобы работать на мафию, даже если возглавлять ее будет его старый враг.
Жаль, что их сосуществование заканчивается, хорошо, что оно заканчивается так: легкие прикосновения перчаток и уютная, никем не нарушаемая тишина.

Фукузава не любит много говорить, да и обсуждать им по сути нечего: Мори провожает его нечитаемым взглядом, когда он поправляет кимоно и берет с кушетки хаори. Фукузаве немного хочется задержаться — но у него нет ни повода, ни оправданий для этого, и возле входа его уже ждут — подчиненные с холодными глазами и стилетами, спрятанными в рукавах — его новая жизнь, полная крови и убийств — быть может, единственная жизнь, которую он заслуживает.

— Что ты теперь будешь делать? — оборачивается он на пороге, и оба понимают, что имеется в виду: информатор, не работающий на организацию, — потенциальная угроза, а Фукузава вроде как пообещал позаботиться об этом сборище Каинов и Иуд.

Его личный Иуда улыбается — тонко и неприятно.

— Может быть, — говорит Мори, — открою детективное агентство. Чтобы вам не пришлось скучать.

@темы: творчество Ло, bsd

---

перебирала сохраненки, наткнулась на "что происходит на наших парах", поняла, что за полтора года практически ничего не изменилось хД

(причем я обычно занимаю позицию Хицугаи или Маюри)

@темы: bleach, Ло.FM

---

bsd - eдинственный фандом, по которому я арты тырю себе на компьютер, а не сохраняю только на пинтересте и вк.

хочется запилить сайт с поиском по тэгам, только адекватно тэги проставлять. например: персонажи, genderbender, reverse!age, reverse!colour, можно тэги для массовых аушек запилить, вроде кицуне!Дазая или Хэллоуина этого года.
но это долго и пока что мне лениво.

а пока что я принесу гифочку с Достоевским просто потому, что я могу.

@темы: Ло.FM, bsd

---

зачиталась цитатами Черномырдина.
впечатление среднее между "такое классную игру слов я и нарочно не напишу!" до вот этого хД

утащила сюда лучшее с моей точки зрения.

Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу.

Курс у нас один — правильный.

Всем давать — давалка сломается!

Все те вопросы, которые были поставлены, мы их все соберём в одно место.

Всё это так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно.

Если делать — так по-большому!

Есть ещё время сохранить лицо. Потом придётся сохранять другие части тела.

Здесь вам не тут!

К сожалению, мертвыми душами выглядят некоторые наши коллективные члены.

Как кто-то сказал, аппетит приходит во время беды.

Какую бы общественную организацию мы ни создавали — получается КПСС.

Лучше водки хуже нет!

Мы выполнили все пункты: от А до Б.

Мы никуда не вступаем, нам нельзя вступать, мы как вступать начнём, так обязательно на что-нибудь наступим.

Мы хотим идти вперёд, но нам всё время кое-что мешает.

На ноги встанем — на другое ляжем.

Напугали бабу туфлями. С приличным каблуком. Меня это не волнует.

Надо же думать, что понимать.

Надо всем лечь на это и получить то, что мы должны иметь.

Никогда такого не было, и вот опять.

Произносить слова мы научились. Теперь бы научиться считать деньги.

Раньше полстраны работало, а пол не работало, а теперь ммммммм… всё наоборот.

С налоговым сюрреализмом надо кончать.

Сегодня ничего, завтра ничего, а потом спохватились — и вчера, оказывается, ничего.

Секс — это тоже форма движения.

У меня к русскому языку вопросов нет.

У меня приблизительно два сына.

У нас ведь беда не в том, чтобы объединиться, а в том, кто главный.

Учителя и врачи хотят есть практически каждый день!

Хотели как лучше, а получилось как всегда.

Что я буду втёмную лезть. Я ещё от светлого не отошёл.

Это не тот орган, который готов к любви.

Я вообще далёк от мысли.

@темы: Ло.FM

---

сердца пандоры

Часть однострочников из "под золотым небом".
перетащим сюда еще и этот фэндом.

Алиса(Воля Бездны)/Джек; "Кольцо"; гет, ангст, драма.

Алиса(Воля Бездны)/Джек; "Кольцо"; гет, ангст, драма.

Кольцо для Алисы слегка великовато, поэтому она носит его на цепочке — тонкие звенья радостно поют, ударяясь о золотой металл, когда девочка кружит по комнате.

— Смотри, Чешир, — смеется она. — Это колечко подарил мне Джек, оно по цвету — совсем как его коса.

Джек приносит ей цветы с лесных полян и рассказывает забавные истории.
Джек вплетает в ее волосы белые ленты и обещает как-нибудь прогуляться к речке вместе.
Джек в последний раз был рядом пятьдесят лет назад, но Воля Бездны умеет ждать и вовсе не умеет следить за временем.

— Смотри, Чешир, я нарисовала лес, как ты думаешь, Джеку понравится?

Кот может сказать, что в настоящем лесу никогда не бывает подобных деревьев — черных, искалеченных, больше напоминающих Цепи, нежели растения, — но кивает, не желая расстраивать хозяйку.
Алиса к чаепитию ставит на стол третью — лишнюю — чашку — для Джека, который вот-вот придет.


В Бездне ничего не меняется, все идет своим чередом — мимо эпох и людей, пропуская сквозь себя золотые и ярко-алые нити судьбы: в холодной воде отражаются Козыри да Черви, все создания этого темного мира боготворят его Волю, а Алиса ждет Джека и едва слышно звенит кольцом на цепочке.

Кольцо Алисе слегка велико — как будто бы покупающий его думал совсем о другой женщине.

Джек/Лейси, Освальд; "Амнезия"; гет, драма, reinсarnation-AU.

Джек/Лейси, Освальд; "Амнезия"; гет, драма, reinсarnation-AU.

— Какой сегодня день? — спрашивает Джек и тут же виновато улыбается: — У меня нет календаря, прости…

— Сегодня воскресенье, — сообщает Освальд, и Безариус разочарованно вздыхает.

Он не любит воскресенья — по этим дням лучший друг навещает его один.
Лейси по воскресеньям не приходит.

***

Медсестры называют это романтичным: очнуться после автокатастрофы и помнить из всего мира только одну девушку.
Впрочем, они преувеличивают: Джек помнит еще и Освальда — куда более смутно, но все же помнит.

Но на первом месте стоит Лейси — всегда стояла, чудная, прекрасная, Лейси с ее темными волосами и алыми глазами — Джеку кажется, будто для этой девушки он готов сделать все, достать звезду с неба, если она того пожелает.

— Боюсь вам придется задержаться у нас, мистер Безариус, — говорит ему врач, в руках его — несколько листов с диагнозами.

Он рассеянно кивает.
Это не имеет значения.
Завтра будет понедельник, завтра придет Лейси и он сможет рассказать ей про солнечных кроликов, что танцуют на оконном стекле.

***

— Какой сегодня день? — интересуется Джек, заплетая золотые волосы в косу.

— Воскресенье, — отвечает Баскервилль и чувствует себя чуть ли не предателем.

На календаре четверг, а сестры у Освальда никогда не было.

Освальд(/)Джек; "Прямой эфир"; драма, AU, songfic на Магелланово Облако с одноименной песней

Освальд(/)Джек; "Прямой эфир"; драма, AU, songfic

Когда часы показывают полночь, Освальд снимает наушники и разворачивается в кресле, уже зная, что увидит.

Джек ходит по студии с выражением детской радости от удовлетворенного любопытства – трогает микрофоны, рассматривает стопки дисков, касается больших динамиков.

- А что это? – он подбирает со стола небольшую вещицу, больше всего напоминающую кошачью мордочку. Баскервиллю кажется, что ее привезла Лотти в качестве сувенира, впрочем, он не уверен.

- Жучок, - снисходительно объясняет Освальд.

Глаза Безариуса загораются искренним восторгом – Баскервилль отстраненно размышляет, в каких шпионских играх ему придется участвовать на этот раз, но его снова удивляют.
Джек мгновенно перетекает от стола к креслу и прикладывает палец к чужим губам. Освальда обжигает это прикосновение, но и отстраниться он оказывается не в силах – только смотрит, как его друг прижимает безделушку к своей груди и выжидает минуту.

«Что за детские шутки?» - спрашивает он мысленно; голос ему все еще не повинуется.

- Ну это же так забавно, - смеется блондин в ответ на вопросительный взгляд. – Представь, кто-нибудь может включить эту запись и послушать, как бьется мое сердце.

Ему хочется сказать, что это глупо, бессмысленно и так далее – для человека, влюбленного в его сестру, Джек слишком несерьезен.
Для человека, влюбленного в Лейси, Джек стоит сейчас непозволительно близко к ее брату.

На улице шумит дождь, но этот шум прекрасно вплетается в тишину комнаты.
Освальд не знает, что сказать, поэтому молчит, но, в конце концов, Безариусу никогда не нужны были слова.


Когда дождь заканчивается, на мокром стекле расплываются огни города, где-то внизу Джек ловит такси – улыбается водителю, говорит адрес, стряхивает капли с капюшона – ведет себя как обычно, как будто для него – для них – ничего не изменилось.

Освальд включает запись, но ожидаемо слышит только помехи, похожие на журчание воды.

Лотти, Оз, Алиса, Элиот; "Санта Барбара"; джен, стеб, юмор.

Лотти, Оз, Алиса, Элиот; "Санта Барбара"; джен, стеб, юмор.

— Ну вот, ребятишки… — протянула Лотти. — Я — старшая сестра Гилберта.

— Сама ты ребенок! — запальчиво воскликнул Элиот.

Шарлотта приподняла бровь и слегка наклонилась. Найтрей покраснел до кончиков ушей, но стойко не отвел взгляда от ее лица.
Лотти наклонилась еще ниже.

— Так, они потеряны для нашего общества, — махнул рукой Оз. — Продолжаем. Гилберт является моим кузеном и женихом Шерон.

— А сестрица Шерон имеет тайного… почитателя…

— Поклонника, Алиса.

— Я так и сказала!..тайного поклонника — глупого клоуна.

— Который на самом деле внебрачный сын Руфуса Бармы… ой, а что начнется, когда они об этом узнают…

— Неважно. Герцог, в свою очередь, хочет женить Брейка на мне. Но это невозможно, так как я помолвлена с… Реймом? Кто такой Рейм?

— Очкарик.

— Я не про это, здесь он кто?

— Заморский принц, приехавший посмотреть на фестиваль.

— На фестивале он встречает таинственную незнакомку и влюбляется.

— Но эта незнакомка — замаскированный главный королевский шпион, приставленный к принцу, чтобы он ничего не сделал в этой стране, — Винсент.

— У него женская роль?!

— Радуйся, что Исла Юра провалил кастинг.

— Так вот, Винсент же работает с баронессой Адой, которая практикует темные искусства и которая осталась вдовой после скоропостижной смерти Лео…

— А это противоречит предыдущему, потому что тогда Ада Безариус одновременно моя невеста и моя мать… Черт, — Элиот приложился головой об стол. — Кто вообще придумывал этот сценарий?! Давайте потребуем…

— Его писала госпожа Шерил, Элли, — тихо ответил Оз.

Повисла неловкая тишина.


— Ну, кхм, — прокашлялась Лотти. — Раз все так вышло, давайте попытаемся разобраться еще раз. Итак, я — старшая сестра Гилберта…

Подготовка к новогоднему спектаклю в Пандоре шла полным ходом.

Брейк/фем!Гилберт; "Такие, как он"; гет, драма

Брейк/фем!Гилберт; "Такие, как он"; гет, драма

«Но такие, как Брейк», думает Гилберт, «должны быть рыцарями – но не спасать принцесс из огромных замков, а вместе с драконом дурить людям головы».

Официальные собрания Пандоры невообразимо скучны – протокол предписывает присутствовать на них всем, включая самых мелких служащих, а кто в их обществе будет обсуждать по-настоящему важные вопросы.
Зарксис словно читает ее мысли: усмехается и, предварительно проследив, что герцог Барма смотрит в другую сторону, кидает в нее карамельку.

Гилберт ловит, за что тут же получает неодобрительный взгляд главы рода Найтрей.


Но такие, как Брейк, должны быть шутами на королевской службе и - по воле Его Величества – кому дарить злую шутку, кому – отравленную иголку.

Учитывая, как умеет шутить Брейк, Гилберт не уверена, кому повезет больше.

В портсигаре последняя сигарета: Ворон шарит по карманам в поисках спичек, но кто-то, мнимо заботливый и услужливый, протягивает уже зажженную.

- О себе бы лучше позаботился, - фыркает девушка, но с наслаждением затягивается: чтоб его, этого зануду Барму с его неприязнью к дыму.

- Я себя прекрасно чувствую, - тянет альбинос и без спроса садится на подоконник. – Но я рад, что тебе не безразличен.

- Иди в Бездну.

- И я тебя.


Никотин медленно впитывается в легкие.

- В самом деле, Гил, - смеется Зарксис. – Сколько можно быть такой букой? Тебе стоит думать больше про своего дорогого господина – он гораздо беззащитней меня.

Гилберт ни капельки ему не верит: ни веселому тону, ни вечной улыбке, ни чересчур искренней интонации.

Потому что такие, как он, поклянутся всеми силами Тьмы и Света, что никогда не умрут.
И безрассудно
сдохнут
первыми.

Руфус/Шерил; "Лето"; гет, романтика, songfic.

Руфус/Шерил; "Лето"; гет, романтика, songfic.

Лето похоже на патоку.

Руфус пьет чай с Шерил и думает, что они застыли, завязли в этом лете, как мухи в янтаре.
Или нет, Шерил – не муха, Шерил – бабочка: махаон, или даже монарх, а себе герцог кажется пауком, сплетающим все доступные ему данные в единую сеть.

Герцогиня Рейнсворт занята вышивкой: на канве медленно появляются белые хризантемы; нитка тянется, тянется, тянется, тянется за иголкой, тянется в бесконечность.
Шерил не любит обрезать нитку коротко.


А еще Шерил не любит красные розы, но сейчас в саду все просто заполнено ими. Барма с раздражением думает, какой идиот приказал посадить их, и машет рукой: для Повелителя Иллюзий, как порой в шутку зовет его любимая, нет почти ничего невозможного.

На розовых кустах расцветают белые хризантемы.

- Все забавляетесь, господин Руфус, - смеется Шелли; герцог не замечает, когда она здесь появляется. – Еще чаю?

Чай – мучительно сладкий, неподходящий для этого зноя, но Барма зачем-то кивает и наблюдает как жидкость льется в чашку, нагревая и без того теплый фарфор.

Как и куда Шелли уходит, он тоже не замечает.


Часы остановились где-то на без четырех пять: как раз время для чаепития; Руфус смотрит на мертвые стрелки и машинально потирает белую полоску шрама на левой кисти: он ловит себя на мысли, что не помнит, как его получил… впрочем, это, наверное, неважно.

Солнце разбивается в чае на янтарные осколки.
Они пахнут медом и мятой.

- Все в порядке, Ру? – спрашивает Шерил.
- Все в порядке, - кивает он.

Это лето никогда не закончится.
Руфус не возражает.

Винсент/Ада; "Великая кража осени"; гет, романтика, songfic на Fall Out Boy - Grand Theft Autumn

Винсент/Ада; "Великая кража осени"; гет, романтика, songfic

артик, из-за которого родилось это

Винсент протягивает Аде букет роз, и она краснеет и улыбается; ветер подхватывает несколько лепестков и кружит их вокруг скамейки.
Винсенту нравится, что она ни о чем не спрашивает: ни о том, где он пропадал целую неделю, ни где достал розы в октябре, ни где он будет сегодня ночью.
Особенно за последнее.

Винсенту иногда хочется, чтобы она спросила, а он соврал что-нибудь и с чистой совестью забыл про ее неведение.
Но Ада не спрашивает.

Иногда ему хочется, чтобы она знала, чтобы перестала смотреть на него как на ангела.
Но Ада не знает его настоящего.

Винсент мог бы ей рассказать: про ночные клубы, выбор которых обычно поручают Шарлотте, про алкоголь пополам с опиумом, про то, как Цвай залазит к нему на колени и целует, про все те ужасные вещи, что он делает, лишь бы забыть кровь и горящий Сабрие.
Вероятно, это было бы даже интересно: наблюдать, как восхищение на ее лице сменяется удивлением, затем недоверием, а под конец – откровенным страхом.
Но он не рассказывает.

– Давайте украдем осень! – Ада звонко смеется. – Представьте – целая осень будет принадлежать только нам, а никто и не будет этого знать. Никто не заметит, что мы с вами, господин Винсент, ее украли.
Атмосфера счастья, окружающая эту девушку, захватывает и Найтрея, и он соглашается на великую и немножко безумную кражу.
– Как пожелаете, госпожа Ада, – он ловит кленовый лист и вкладывает его в ладонь младшей из дома Безариус. – Вот мы это и сделали, – и, не удержавшись, целует тыльную сторону запястья, заставляя девушку залиться краской.

В такие моменты он почти забывает, что на самом деле ее ненавидит.

Брейк; "Другой"; джен, мистика, легкий кроссовер со Slayers

Брейк; "Другой"; джен, мистика, легкий кроссовер со Slayers

Через все его жесты, через все слова проглядывает другой, незнакомый Зарксису, тот, который не был его прошлым, не будет будущим и уж точно не является настоящим, но это не мешает ему жить одновременно с Брейком, говорить его голосом, улыбаться его улыбкой и щурить его глаза.

Другой слишком похож на самого Шляпника, чтобы альбинос мог окончательно отделить его от себя, но вместе с тем они настолько различны, что Брейку и в голову не приходит объединить его с собой.

— Да, Госпожа, — говорит он статной женщине в коляске, а сам сжимает кулаки так, чтобы ногти впивались в кожу, чтобы случайно не назвать главу дома Рейнсворт чужим именем, он ещё не знает каким, но уверен: если хоть на миг ослабит контроль — обязательно его произнесет. — Как пожелаете, миледи Шерил.

— Оляля, герцог, я, кажется, теряю хватку, — смеётся, ощупывая глубокую царапину на плече, а Барма смотрит на противника с привычной ледяной маской, только в чёрных глазах прячется недоумение, словно отражая то, что они оба знают: последняя стойка Брейка предназначалась для отражения удара двуручным мечом, но никак не тессеном.

— Ты в последнее время какой-то другой, — хлопает его по плечу девушка-цепь. — Не куксись, клоун!

Зарксис смотрит ей вслед.

В тёмных волосах Алисы ему чудится никогда не существовавшая там рыжина.

@темы: pandora hearts, творчество Ло

---

(анонам из треда спасибо за веское мнение)
(посвящается автору "русских писателей" с фб)

Федор Достоевский/Анна Ахматова, нестандартная поэзия, легкое ау от фанона, ассоциативный арт внутри

Федор Достоевский/Анна Ахматова, нестандартная поэзия, легкое ау от фанона
как ложится рука в мою руку плавно, под вуалью не видно дрожащих губ, я б назвал вас всего лишь моей забавой, но теперь вот — да разве же я смогу, но теперь — как оставить вас я посмею в месте, полном холодных людей и слов, бесподобная, верная Галатея, милый ангел из самых прекрасных снов,

укрываю вам плечи забытой шалью, подставляю опорой свое плечо, не грустите о мертвых, моя родная, не волнуйтесь более ни о чем, обещаю вам мир без конца и края, блики солнца на улицах городов.

плачь, Москва! — под крыло свое забираю
самый нежный цветок из твоих садов.

@темы: творчество Ло, нестандартная П., bsd

---

bsd-однострочники

(здесь будут те, что поменьше)

Чуя|Коё, некоторые другие персонажи, кроссовер с xxxHOLIC, драма(?)

Чуя|Коё, некоторые другие персонажи, кроссовер с xxxHOLIC, драма(?)
Магазин — и его владелец — никогда не берет больше, чем ты можешь дать, никогда не берет меньше, чем действительно стоит твое желание; сестрица Коё объясняет это, когда они разбирают ящики в дальнем помещении, когда Чуя вытаскивает из-под груды коробок пылающее перо и замирает, глядя на него в восхищении.
Перо феникса может исцелять — в декабре его забирает мужчина для смертельно больной дочери, оставляя взамен обручальное кольцо, в январе блеском золота оказывается заворожен колдун со склонов Акаги и наполняет каменные чаши в саду снегом, что не тает в его ладонях, в феврале за глоток холодной воды белоголовый старик насыпает у порога китовых костей, в марте светлоголовый мальчик берет их, чтобы засеять поле, отдавая в качестве платы семечко в холщовом мешочке и черно-белую фотографию.
В апреле расцветает сакура, выросшая из этого семечка, и Коё Озаки целует его в лоб и растворяется в ночи.

Магазин не меняется, даже если владелец его теперь другой: Кёка и Кью играют в догонялки в узких темных коридорах, Дазай все еще приносит только неприятности и — иногда — неплохое вино, узорчатые кимоно становятся Чуе впору — и к лицу тоже, а ценой остается то равноценное, что ты можешь отдать; ему нечем заплатить за свое желание, поэтому оно останется неисполненным.
Но порой, когда сакура в саду укрывает маленький прудик бледно-розовыми лепестками так плотно, что даже полная луна не может увидеть в нем свое отражение, ему снятся алые губы сестрицы, мягко обхватывающие гладкое дерево мундштука.

По, Дазай, Рампо, агентство; немного ретеллинг старого анекдота; на ключ "читать лекцию на специфичную тему"

По, Дазай, Рампо, агентство; немного ретеллинг старого анекдота; на ключ "читать лекцию на специфичную тему"
По не был уверен в том, что идея была отличной. Он даже сомневался в том, что ее стоило назвать хорошей. Точнее, если бы его попросили описать эту затею, он бы использовал слова «кошмарная», «невозможная» и «можно-я-не-буду-это-делать».
Энтузиазм Дазая, разумеется, все это поколебать не могло.
— Ты сильный, По-кун!
— Я сильный, — обреченно согласился По. Врач наблюдала за происходящим со странной ухмылкой, Ацуши смотрел на него сочувственно, но против Дазая никто не шел. Помощи ждать было неоткуда.
— Ты матерый!
— Я матерый, — протянул писатель, еще больше сгорбившись в кресле. Мысль выпрыгнуть в окно прямо сейчас переставала казаться такой уж глупой.
— Ты даже не знаешь, что значит сдаваться! — нарезающий круги вокруг него подобно кочету Дазай споткнулся о низенький столик и едва не упал, но радостное выражение его лица осталось на месте.
— Зато я знаю, что прилагательное «матерый» неуместно в данном контексте, — тихо огрызнулся По. Никогда в жизни он не жалел так о том, что не мог запихнуть конкретно этого сотрудника агентства в книгу.

Рампо вернулся из магазина крайне вовремя — бросил пакет с едой на стол, повис на спинке кресла (Дазай вовремя закрыл рот и сделал вид, что ничего тут только что не происходило), радостно защебетал что-то про раздражающих полицейских, и слишком яркое солнце, и что в газетах написали про новый кондитерский магазин, что открывается на другом конце Йокогамы, и не сходит ли По-кун с ним, потому что Фукузава-сан запретил уходить одному… По честно хотел отказаться — после выматывающего общения с Дазаем ему хотелось вернуться домой, обнять Карла и просидеть там до конца дня, вместе с чашкой кофе и ноутбуком, но…

— Ставлю на пять минут, — пробормотала якобы себе под нос Ёсано.
— Не больше двух, — со вздохом отозвался Куникида.
То, что получасовая лекция «как говорить "нет" Рампо-сану» закончится полным провалом, им было ясно с самого начала.

Чуя|Дазай, ангст, драма, Дазай|Ода, селфхарм, закадровая смерть персонажа, на ключ "счастливая рубашка".

Чуя|Дазай, ангст, драма, Дазай|Ода, селфхарм, закадровая смерть персонажа, на ключ "счастливая рубашка".

— Это моя счастливая рубашка, — говорит Дазай и старается улыбнуться, — я хотел бы в ней родиться.

Попытка не засчитывается: Чуя смотрит на темно-красное пятно на полосатой ткани, не находя слов, чтобы возразить: против этого абсурдного заявления — рубашка не его и определенно не счастливая, против нахождения Дазая Осаму — беглеца и предателя — в своей квартире. Согласно инструкции, Чуя сейчас должен пробить ему череп, а после перевернуть на спину и выстрелить в грудь — трижды.
У Чуи очень плохо с инструкциями, когда дело касается его партнера.

Глаза у Дазая больные, безумные, отчаянные; Чуя впервые за все время, проведенное вместе, улавливает в них что-то, кроме равнодушия, прикрытого пленкой раздражения или веселья, и это — как будто небо свалилось на землю, и оказалось, что луна на нем — нарисованная; Чуе хочется потрясти этого странного, незнакомого человека за плечи и спросить «какого черта?».
Или «ты думаешь, что можешь свалить из мафии, а потом заявиться ко мне домой, как ни в чем не бывало?»
Или, может быть, простого «выметайся» будет достаточно.

— Прости, — взгляд у Дазая — как у брошенного пса, и это могло бы быть смешно, учитывая его нелюбовь к собакам, но Чуе почти что страшно: что должно было случиться с Дазаем, с ублюдком Дазаем, с одинаковой легкостью вырезающим своим врагам сердца и вскрывающим себе вены, чтобы он извинился, — я знал, что у тебя есть… — он осекается, не закончив предложения, и опускает голову, возвращаясь к своему занятию, будто забыл, что хотел сказать, будто вообще забыл о присутствии напарника.

Он мог бы и на самом деле забыть — на полу валяются баночки, горсть таблеток лежит на столе рядом со стаканом воды — с большего обеззараживающие и анальгетики, что неплохо, учитывая то, что Дазай делает; в этот раз это больше чем саморазрушение, практически священнодействие, и Чуя не решается его остановить, пусть даже в горле его стоит ком из отвращения и чего-то еще, злого и горького, заставляющего сжимать кулаки так, что — если бы не перчатки — на ладонях бы остались алеющие полукружья ногтей.

Бинты змеями лежат вокруг, свиваются в клубки около торшера и ножек стола; Дазай неловко поджимает босые ноги — ему наверняка холодно, пусть даже сейчас он этого не замечает, руки у него — в старых, бугристых рубцах и свежей крови, стальная игла в пальцах дрожит. Будь Чуя чуть более милосердным, он спустил бы ему в лоб всю обойму — трех пуль Дазаю мало, пусть будет шесть — по две за каждый год существования Черного Дуэта; будь Чуя чуть более жестоким, он отобрал бы у него острое, обработал бы раны, привязал бы на ночь к кровати, чтобы больше тот не сумел себе навредить, а потом уже решал, как поступить дальше.

Он разворачивается на пятках и уходит — поблизости есть пара приличных баров, где можно перекантоваться до рассвета — чтобы позволить себе слабую надежду на то, что когда под утро он вернется домой, там никого не будет — разве что пара забытых бинтов под креслом и стоящий в воздухе запах крови.
Чтобы не видеть, как Дазай — больше не его напарник, больше не главарь мафии, просто Дазай Осаму, без прошлого и без будущего — пытается прочной хирургической нитью пришить чужую рубашку к своей коже.

@темы: творчество Ло, bsd

---

bsd, фэнтези!ау

а это началось с обсуждения одежды По и "доброй крестной" Фицджеральда с волшебной палочкой.

Рампо(/По), Ацуши, фэнтези!ау, юмор

Рампо(/По), Ацуши, фэнтези!ау, юмор
— Рампо-сан.

— Ммм…

— Рампо-сан.

— Ммм…

— Рампо-сан! — в третий раз возмутился Ацуши. Рампо наконец оторвался от разглядывания каменной башни и перевел вопросительный взгляд на соратника. — Что мы тут делаем?

— Я спасаю принцессу, — отозвался принц, и Ацуши вздохнул: про принцессу он был наслышан. Точнее, про прелестную принцессу По, которая (в отличие от 123 с половиной других кандидаток) сумела заинтересовать Рампо, были наслышаны все во дворце: наследник имел звонкий голос и привык любыми способами добиваться своего, так что после недельных уговоров (придворный алхимик потирал руки: продажа успокоительных зелий увеличилась втрое) король все же дал добро на путешествие.
Спросить саму принцессу По, желает ли она быть спасенной из родного дома, никто не удосужился.

Ацуши попытался снова.

— Рампо-сан, а что тут делаю я?

Взгляд принца можно было трактовать как «почему меня окружают одни идиоты?». Накаджима не смутился — у него был большой опыт общения с напарником, который постоянно относился к нему как к блаженному. Эдогава закатил глаза и пояснил:

— Ты здесь, потому что согласно «Инструкции по спасениям», — он взмахнул зажатой в руке бумажкой; Ацуши разобрал на ней почерк чародея Дазая и почувствовал недоброе, — мне нужен белый конь. Но поскольку лошадей в этой местности нет, я решил воспользоваться подходящим белым аналогом. Умно с моей стороны, не правда ли?

Гениальность принца была неоспорима. В королевстве ей посвящали энциклопедии, оды, стихи, рыцарские баллады и неприличные частушки. Тем не менее, иногда она ставила окружающих в неловкое (и безвыходное) положение.
Накаджима спрятал лицо в ладонях, чтобы не видеть сияющего самодовольством Рампо. Что ж, никто не может быть хуже Акутагавы на его спине.


Ладно, с «никто» он погорячился. Принц неудобно впивался острыми коленками в бока, ерзал, чтобы усесться поудобнее, и больно тягал Ацуши за шерсть. Оставалось надеяться, что этот спектакль долго не продлится.

— А теперь, согласно «Инструкции»… — Рампо набрал в грудь побольше воздуха, и Накаджима внезапно очень остро пожалел, что не может прикрыть уши лапами.

— ПО, СБРОСЬ СВОИ КОСЫ!

Спустя пару минут окно наверху отворилось с душераздирающим скрипом. Со ставен вниз осыпалась труха и еще какой-то мусор. Следом показалась голова принцессы.

— Р-р-рампо-кун?! — По чуть сам не выпал из окна, но вовремя схватился за раму. — Зачем тебе… То е-есть, я сейчас!

Принцесса исчезла из виду. Раздавшийся из глубины башни металлический лязг заставил Ацуши насторожится. И не зря — он едва сумел отпрыгнуть так, чтобы падающий сверху предмет не задел их, и чтобы принц не свалился с его спины.

На то место, где они только что стояли, приземлилась коса. Обычная, сельскохозяйственная, гордость любого крестьянина или даже самой Смерти. Накаджима и Эдогава уставились на нее с примерно одинаковым недоумением. Следом упала еще одна, и их лезвия встретились с лязгом, достойным лучших рыцарских турниров. Следом еще одна и…

Ацуши превратился обратно, и они продолжили наблюдать дождь из орудий труда. Что-то в запуталось в волосах принца — вероятно, то, что просыпалось на них из окна ранее — Накаджима протянул руку и с удивлением обнаружил у себя в руке тонкую птичью кость.

Это заставило его снова задуматься о По. О прелестной принцессе По, пишущей романы, от которых дрожь пробирала и самых закаленных обитателей дворца, живущей в самой глуши Непроходимых Пустошей, возле маленького костела и большого кладбища, и хранящей в своей спальне с десяток остро наточенных кос.

— Рампо-сан, — жалобно выдохнул Ацуши. — Вы действительно хотите на ней жениться?

Глаза принца горели нездоровым энтузиазмом.
Королевство ждали тяжелые времена.

@темы: творчество Ло, bsd

---

bsd, medic!ау

текст больше, чем планировался, поэтому будет в отдельном посте.
(и потому что я люблю его больше остальных, ну, так получилось)

Ацуши, Чуя, Дазай, Мори, сомнительная medic!ау, мистика, драма, возможно ужасы, возможно оос, сеттинг на фразу "сон разума порождает чудовищ"

Ацуши, Чуя, Дазай, Мори, сомнительная medic!ау, мистика, драма, возможно ужасы, возможно оос, сеттинг на фразу "сон разума порождает чудовищ"
«Помнить — это лучшее, что мы можем» — слова выбиты над входом в больницу, но едва ли кому-то из пациентов доводилось прочитать эти строки; написаны они для врачей, новой и более практичной клятвой вместо устаревшего «не навреди».
Ацуши не полагается на свою память, поэтому записывает: в 600 палате живет Акутагава Рюноске, он работал почтальоном, а потом его пес выплеснулся на ткань реальности черной тушью и пожрал все, до чего смог дотянуться, Акутагава назвал его Расемон и смеялся в голос, скармливая ему письма, пока его не забрали; в 601 по ночам плачет Изуми Кёка — кукла, которую она все время носила с собой, однажды ожила и перерезала ее мачехе горло; Акико Ёсано из 603 работала вместе с ними — а один раз дотронулась до больного, и у того из легких полезли желтые бабочки, много-много-много желтых бабочек, и она улыбалась, когда ее готовили к операции, и до последнего не отводила взгляд.
У Ацуши полон блокнот чужих историй — и блокнот тоже чужой, оставленный кем-то в ординаторской еще до того, как он сам появился на пороге клиники.

Доктор Мори советует «выбери себе заранее палату, пока еще можешь: я вот возьму себе 612 — из ее окон открывается отличный вид на море»; это шутка — у врачей в принципе странный юмор, у врачей, работающих здесь, юмор черный, пропахший антисептиками и кровью, Чуя хохочет и болтает ногами в воздухе, Дазай рвется прибить на какой-нибудь двери табличку со своим именем, Ацуши пока так не умеет — смеяться над собственным грядущим сумасшествием — но обещает научиться.
А пока он записывает — никому не нужную исповедь никому не нужных людей: в 504 мурлыкает себе под нос Марк Твен — соседи услышали звуки выстрелов, а следом и в них появилось по паре отверстий; в 513 Эдгар По сидит, уставившись в стену, он однажды сказал «они попадают в книгу», и книга его открыла в себе бездонную зубастую пасть; из 506 порой можно услышать тихие всхлипы — Луиза Олкотт создала себе бога и поклонялась ему, а потом деревянный идол столкнул ее с крыши, ей никто не верил, пока за ней не полетели еще несколько человек.

Дазай смотрит в его записи и треплет его по голове, больно зажимая пряди между пальцев, поясняя «был здесь один такой до тебя»; на вопрос «что с ним стало?» старший товарищ ухмыляется так, что ответ становится очевидным. Дазай уточняет «не пиши про меня», и Ацуши не решается спросить почему.

Чуя наливает ему вина, не обращая внимания на робкие протесты, белый халат его весь в застарелых пятнах крови, сигареты закончились пару дней назад, а без них он быстро становится очень нервным; Ацуши ему первому рассказывает, что присмотрел себе палату в уголке шестого этажа — там нет окон в стенах, зато есть маленькое на потолке: можно лежать на полу и любоваться небом — синим, как сапфиры, не прикрытым завесой облаков; Чуя обещает принести ему подушку — и они вместе смеются, а новенькая медсестричка глядит на них с недоумением.
Чуя предупреждает «не привязывайся к вещам», и Ацуши выкидывает в окно плюшевого тигра, подаренного Дазаем в честь первой проведенной самостоятельно операции, потому что ему кажется, что в свете луны тот двигает желтыми глазами; позже, правда, раскаивается, и долго ходит по побережью в поисках — не зная, что игрушку подбирает Мори и прячет к себе в шкафчик — до лучших или до худших времен.

Чуя говорит «ну хватит ныть как плакальщица» и прицельно швыряется свернутыми перчатками, Дазай тратит на себя сотни упаковок бинтов и пытается повеситься на стетоскопе, Мори протирает старые граммофонные пластинки так, будто ему еще есть на чем их слушать, у новенькой — Люси, вспоминает Ацуши — перестают дрожать руки и взгляд становится острым, как скальпели под стеклом.
Так продолжается до лета — летом безумие достигает апогея, вливается в распахнутые окна с запахом водорослей и западным ветром; Ацуши готов к нему и не плачет — но воет, уткнувшись лбом в острые колени: вещи не всегда оказываются вещами, то, к чему ты готов, может зайти сзади и похлопать тебя по плечу.

Накахара Чуя был им коллегой, другом, наставником, а потом его напарник Дазай Осаму достал пистолет и поднялся в кабинет главврача, и зрачки у него были полны вязкой чернотой, вытекающей из глазниц, оставляющей чернильные следы на деревянном полу — и сам он никогда не был человеком, только чудовищем, порожденным измученным разумом, и он исчез, когда игла в руках Мори мягко вошла в висок, прикрытый рыжими волосами, усмехнулся жутко и осел расплавленной смолой; Ацуши оставляет последний листок бумаги белым, потому что у него не хватит сил ни написать, ни когда-нибудь об этом забыть; но он покупает новый блокнот и оставляет в ординаторской — может быть, у кого-то после хватит смелости это сделать для них.
Может быть, у кого-то после хватит смелости сделать это для него.

Чуя улыбается и смотрит на него глазами, как безоблачное июльское небо, — синими и пустыми.

@темы: творчество Ло, bsd

---

bsd-саммари

утащила из дежурки.
первая часть, так сказать

Фицджеральд, Фукузава, Рампо, нуар!ау, возможно dark!версии персонажей.

Фицджеральд, Фукузава, Рампо, нуар!ау, возможно dark!версии персонажей.
Город встречает их дымом заводов, руганью рыбаков, фигуристыми дамами под неверным светом фонарей и сорок пятым калибром; Фицджеральд приходит в восторг от рынков, на которых можно купить абсолютно все, если знать нужных тебе людей, Фукузава начинает носить гэта, потому что эта обувь почти не оставляет следов, даже после того, как случайно наступаешь в лужу крови, Рампо по-прежнему говорит то, что думает, — и это может обернуться неприятностями куда серьезнее, чем имеющиеся у них уже — или же наоборот — привести их к цели куда быстрее, чем деньги или угрозы.
Правда в этом городе — яд, опасней крысиной отравы, распыляемой по утрам хмурыми хозяинами постоялых дворов, и белого порошка, ради которого тебе перережут горло в подворотне быстрее, чем ты успеешь произнести "О, боже!"; Фукузава размышляет над этим недолго — пока очередная не слишком трезвая компания преграждает им выход из переулка, и их лидер усмехается щербатым ртом — живое воплощение грязи подобного места.
Когда эта усмешка остается на мертвой, медленно катящейся по брусчатке отрубленной голове, похожая на пересекающий ее шрам, Фицджеральд изумленно взмахивает руками, но глаза у него холоднее залитого нефтью моря, а выражение лица Рампо непривычно серьезное, Фукузава вспоминает, что они ни разу не рассматривали ситуацию, что ответы на их вопросы могут оказаться слишком подробными.

Акутагава, Хигучи, Дазай, Ацуши, легкий дарк, мафия!ау, сомнительный hurt/comfort

Акутагава, Хигучи, Дазай, Ацуши, легкий дарк, мафия!ау, сомнительный hurt/comfort
— Стреляй, — говорит мальчику-тигру Дазай и кладет руку ему на плечо — ласково, если не знать, что из такого положения безумно легко свернуть человеку шею, угрожающе, если не знать, что он никогда так не поступит с любимой игрушкой.
Акутагава стоит чуть позади, и ему мерзко: от нежелания мальчишки убивать, от приторной нежности учителя, от взгляда девушки — растрепанные светлые волосы упали на лицо, но она не пытается их убрать, только смотрит из-под них на него — отчаянно, зло, прижимая к груди раненное запястье — бродячая псина, таких отстреливают на улицах только потому, что никто не захотел их приручить, и от этого ему мерзко тоже.
Надежды в ее глазах нет — только темная, вязкая обреченность.
— Стреляй, Ацуши, — говорит Дазай и тянется к пистолету, прижимает свою ладонь к чужой — мальчик-тигр дрожит, но не смеет отвернуться: слабость ему прощают, трусость не сможет простить он сам себе — главарь мафии смеется и давит на спусковой крючок.
Пулю останавливает Расемон.

@темы: творчество Ло, bsd

---

универ и прочее десу~

как начинается мой учебный год:

1. на третьем, прости господи, курсе технического факультета нам решили всунуть в расписание пары по Безопасности Жизнедеятельности Человека. Две лекции и одна практика в неделю.

2. лектор по этому самому БЖД любит рандомно тыкать в аудиторию пальчиком и говорить "Не разговаривайте!"

3. количество человек в группе превышает то, на которое рассчитан наш журнал.

4. я купила себе тетрадочки, отлично меня характеризующие:

5. написала пару стихов, набросала небольшой скетч, принесла в тред bsd несколько однострочников, и, в общем, делаю все, кроме учебы.

6. за полторы недели успела потерять одну ручку.

7. вчера с потрясающим треском проиграли паб-квиз, аж жалко.

8. познакомилась с службой поддержки фикбука и завалила их скриншотами проблемы. (оперативненько, кстати, решили, молодцы).

9. нашла потрясающую игру для скучных пар, "Лабиринт" называется, в стиле морского боя, но чуть сложнее. В википедии она описана для большого количества человек, мы играли в модификацию для двоих, тут есть правила.

10. комментарии в коде официального(!) примера из лекций меня неизменно радуют:

@темы: Ло.FM

---

однострочники отсюда, еще с прошлого лета
боже, сколько времени прошло О_О

XXIII-DA-39. м!Лавеллан/(Кассандра), "Я сам стану новым богом", А!, dark!

XXIII-DA-39. м!Лавеллан/(Кассандра), "Я сам стану новым богом", А!, dark!
— Нас почитают обманщиками, но мы верны, — говорит Лавеллан, — нас обрекают на смерть, но мы не умираем; я стал Вестником Его Невесты, чтобы остановить возжелавшего небесного трона; я стану богом, чтобы убить того, кто однажды сошел с него.

Скайхолд — небесная крепость, ветер, застывший в камнях, — укрыт вьюгами да метелями, посох Инквизитора искрится голубыми снежинками; Кассандра хочет взяться за меч, но заледеневшие пальцы ее не слушаются, хочет закричать — но язык примерз к небу.
Ей ли — убившей первого своего Лорда, не сберегшей вторую — предавать того, за кем она шла; ей ли — столь бережно хранящей веру в своем сердце — отрекаться от нее.

— Нас почитают умершими, но мы докажем всем, что мы живы, — он берет ее за руку, смотрит ей в глаза; Лелиана обняла бы его, чтобы ударить в спину, Вивьен оттолкнула бы, чтобы прочитать заклинание, — Кассандра слишком честна для первого, слишком заворожена для второго. — Нас огорчают, а мы всегда радуемся; и найдут те, кто ищет, и спасется, кто будет искренен.

Магия вплетается в его голос; так говорил он в Адаманте — и Стражи опускали оружие, так говорил он в Зимнем Дворце — и напыщенные аристократы слушали дикого эльфа, затаив дыхание; Лавеллан целует ее, и вода из Источника обжигает ей губы.

— Мы ничего не имеем, — шепчет он, — но весь новый мир преклонится перед нами.

Кассандра хочет сказать, что Лавеллан сошел с ума, но уже не может вспомнить имени женщины, изображенной на витражах.

XIX-DA-98. Вивьен, Лелиана. Провальное покушение, перепутанные бокалы H-

XIX-DA-98. Вивьен, Лелиана. Провальное покушение, перепутанные бокалы H-
не смотреть в глаза, не пить вина, всегда запоминать, на какой странице заложена книга.

Круг Магов — ее Круг Магов — трещит по швам, Вивьен заперта в клетке из интриг и предрассудков, в каждой тени ей видится посланный по ее душу ассасин, в каждом глотке глинтвейна — смертельный яд.
За окном поет соловей; Вивьен повторяет себе выдуманные правила, словно мантру, как молитву, отгоняющую злых духов.

не позволять никому подходить ближе, чем на два шага, ничего не обещать, не вспоминать мирское имя той, что стоит во главе Церкви.

У Виктории рыжие волосы, выбивающиеся из-под высокого головного убора, горстка веснушек на щеках и голос, слаще липовой патоки.
Вивьен думает, что главное достоинство ее плана — это то, что он предусматривает смерть этой женщины.
Вивьен думает, что это главный его недостаток.

не сомневаться, не раскрывать карты, не сожалеть о сделанном.

— Почему бы Вам не выпить со мной, госпожа Первая Чародейка? — улыбается Виктория и слегка касается губами звонкого стекла.

Вивьен видит на нем едва заметный отпечаток губной помады — оттенок гораздо темнее того, что использует ее противница; это могло бы быть романтично, если бы только не было так издевательски смешно.
Вивьен не любит проигрывать, но умеет уходить со сцены достойно.

— Ваше здоровье, моя дорогая, — говорит Мадам ла Фер.

В глубине серых глаз Верховной Жрицы Виктории — правильной и целомудренной — прячется Лелиана, бард и убийца, сестра каждой крылатой твари, каждой тени возлюбленная; она смотрит на магессу, и во взгляде ее ничего прочитать нельзя.

У вина в бокале Вивьен вкус поражения.

XXI-DA-69. Солас/Инквизитор (м!Тревелиан). Односторонний UST.

XXI-DA-69. Солас/Инквизитор (м!Тревелиан). Односторонний UST.
Глаза у Инквизитора зеленее Завесы, ярче звезд; даже еluvian, искажающие все, что только можно исказить, отражают их в истинном цвете; Солас ловит его серьезный взгляд и на миг забывает, о чем рассказывал до этого.

Тревелиану чуть больше двадцати, у него под рукой верный меч и десяток (сотня, тысяча, да-кто-их-может-сосчитать) последователей, молящихся на одно его имя.
Соласу примерно столько же лет, сколько трупов в Болотной Трясине, имя его считается проклятием даже у отступников его народа, и он косвенно виноват почти в каждом кошмаре Инквизитора.

Солас собирается возродить могущество эльфов – Тревелиан является частью той цены, которую придется за это заплатить.
Фен’Харел пытается понять, в какой момент это начало иметь значение.


Инквизитор не знает эльфийский; маг иногда пользуется этим, чтобы молчание перестало разрывать его изнутри.

- Ar'din nuvenin na'din, - говорит он, склонившись над свитком, делая вид, будто слова эти адресованы древнему пергаменту, а вовсе не Тревелиану, что уже полминуты беззвучно стоит в дверях его лаборатории. - Ar tu na'din, da’len, tel’abelas, ma nadas’la… ir abelas, - и лишь потом оборачивается, приветствуя гостя.

Инквизитор весь измазан в грязи – только вернулся в замок и первым делом пришел сюда; Соласу что-то жжется на месте banal vhenan, и он впервые не хочет знать что.
До конца пути им – ему - остается совсем немного.


Зеленее Завесы, ярче звезд, вспоминает Фен’Харел в ночь перед днем окончательной победы - или окончательного поражения.
Солас уверен, что нигде в новом мире он не найдет подобного цвета.

XVI-DA-45. Коул. Рассказывать сказки на ночь.

XVI-DA-45. Коул. Рассказывать сказки на ночь.
Они плачут.
Некоторые голоса Коулу знакомы: нет, нет, я не хочу, я должен, нет, нет; любая ошибка – я тоже ошибка?! – должна быть исправлена; я просто хотел услышать эту мелодию еще раз, братишка; в милости Твоей мы уповаем на Тебя; как мне следовало поступить, darling, я бы все изменила; я бы мог его остановить, если бы я только знал; и не оставь нас в темнейший час, но не дай нам усомниться в Твоей воле; отпусти, не трогай меня!
Они поют в его голове по ночам, рыдают, зовут, умоляют – Коул не знает, что с этим можно сделать, если они не хотят забывать его.

Но потом приходит Инквизитор.

Пальцы у Лавеллан (с)нежные, она проводит ими по горячему лбу, и жар отступает, отходит (Коул готов лежать на ее коленях вечно, пока она так делает), голос ее – звон оттаявших камней на высоких башнях Скайхолда.
Она говорит про далекие горы, про добрых дракончиков, которые живут в бутонах тюльпанов, про ветер, что наполняет белоснежные паруса, про благородную пиратку, которая грабила богатых и отдавала деньги бедным, про алую лисицу и серого волка, по дорогу, что ведет к золотому городу…

Коул слушает, и ему кажется, будто голоса в его голове слушают Лавеллан вместе с ним.

<вольные примечания автора>

<вольные примечания автора>
1. Лавеллан цитирует искаженную фразу из Библии
2. На витражах изображена Андрасте
3. Завеса бесцветная, но пусть останется так.

@темы: dragon age, творчество Ло

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

к вопросу о том, с кем я шипперю Лейси.

Название: Four seasons
Пейринг/Персонажи: Лейси Баскервилль, Джек Безариус, Артур Барма, Леви Баскервилль, Освальд Баскервилль
Категория: гет
Жанр: романтика, драма, ангст,

спойлер

все еще канонная смерть персонажа
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Лейси сравнивает и выбирает.

— Моя Лейси, — говорит Джек с восторженным выражением, — моя бесценная, моя дорогая Лейси!

Джек — лето.
Джек — зелень, омытая июньской грозой и солнечно-золотые волосы.

Лейси жарко в этом лете, ей хочется речной прохлады и, может быть, сильного-сильного ветра, чтобы приподнял края длинного платья чуть выше дозволенного, чтобы Освальд покраснел и отвел глаза, а улыбка на лице Безариуса стала еще шире.

Лейси скучно, а значит, с ажурного мостика через неглубокую речушку ее спутники полетят в воду; брат наверняка начнет читать лекцию, а Джек рассмеется и запустит в него комком водорослей, и все, как обычно, закончится дружеской потасовкой.

В прогулках по поместью проходит знойное, сумасшедшее лето.


— Госпожа Баскервилль, — вежливо здоровается Артур Барма.

Артур — осень.
Артур — алый ликорис, капли дождя, падающие на черную-черную землю.

Зонта у Лейси, разумеется, нет, и Барма предлагает ей свой.
Она берет мужчину под руку, краем глаза отмечая легкий румянец, и до ее дома они идут неспешным шагом, ведя тягучие и бессмысленные разговоры о погоде и высшем обществе.

В следующую встречу Лейси просит его помочь с нотами, и он, смиряя гордость и подчиняясь ее капризу, помогает, тонкими пальцами настоящего музыканта нажимая клавиши старинного черного рояля.

Артур — герой в бордовом плаще, иноземный колдун и чудак.
Девушке кажется, что ее глаза отлично гармонируют с его волосами.

Миранда — красная паучья лилия — прячет за веером улыбку, но ничего не говорит.

Прогулки под дождем и «Лунная соната» смешиваются в обжигающую, ветреную осень.


— Лейси, — улыбается ей Леви и протягивает руку — опереться, спускаясь с лестницы.

Лейси и опираться неловко: под перчаткой она не видит — чувствует бинты, плоскими тканевыми змеями обвивающие ладони.

Леви — зима.
Леви — сиреневые морозы в начале февраля, белый снег на безмолвных полях.

Губы у него — рябиновая горечь, даже после двух кружек сладкого чая, но Лейси нравится, она устала от мандариновой приторности и ласковой лести.

Леви — ледяная скульптура, тронь — и разлетится на миллиарды снежинок одинаковой шестиугольной формы, и плевать, что так не бывает.

Лейси думает, что они — два утопающих.
Лейси думает, что так отчаянно цепляться друг за друга — это глупо, но почему-то первой отпускать Леви не спешит.

Снеговик под ее шаловливыми варежками становится до смешного похож на Глена.

В метелях, сугробах и блестящей мишуре проходит их лучшая /последняя/ зима.


— Сестра, — говорит Освальд. — Тебя зовут.

Освальд — весна.
Освальд — лиловые лужи и отражающееся в них черное звездное небо.
Освальд — дракон из старой сказки.

Лейси это забавляет.
Джек — прекрасный принц, Артур — рыцарь, Леви — менестрель, а она — принцесса в самой глубине заколдованного леса.

Кто из них меня спасет, смеется девушка, кто, кто, скажите мне?

Колода рассыпается по столу.
Бубна, черва или трефа, загадывает Лейси, но вытягивает пику и хохочет до упаду.

Она сама создает себе варианты, три — это не так уж и много.

Джек, о Джек — блики солнца на озере: увидеть раз — и ослепнуть; первыми числами июня в память; сто холмов фейри — и все ненастоящие; Джек, эльф из легенд, он ли?

Милый Артур — сорок клятв — и все напрасны; кровавыми осенними цветами, расстоянием в триста миллионов секунд, Ланселотом за спиной Гвиневры: сотню раз протянуть руку, но не коснуться даже пальцем.

И Леви — ах, Леви — иней на ресницах, запах лекарств и рябины, искусный пируэт на коньках по не слишком прочному льду; Леви — сын Снежной Королевы, и Лейси, похоже, определяется уже тогда, когда соглашается на эксперимент, но это вроде бы не точно, и…

Лейси продолжает выбирать, потому что выбора у нее собственно нет, потому что какой выбор может быть у той, что скоро упадет в Бездну?

И Лейси выбирает, выбирает, выбирает, выбирает, пока не наступает май.


А в мае весна — заканчивается, а Освальд, наконец, становится Гленом.

@темы: pandora hearts, творчество Ло

---

крэк — это наше все.

Название: Hydrargyrum
Пейринг/Персонажи: Артур Барма / Лейси Баскервилль
Категория: гет
Жанр: романтика, драма, ангст,

спойлер

канонная смерть персонажа
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: "…Писать Вам – бессмысленная необходимость. Доброе утро, Лейси, добрый день, Лейси, добрый вечер, Лейси, а-не-пойти-ли-Вам-к-дьяволу Лейси."

Ртутью.
Что к чему: чернила — сажей, бумага — шелком, удобный веер — сталью.
А вода — ртутью.

Снег в этом году сходит рано, но зелень не спешит появляться; состояние такое — ни-зима-ни-весна — безумно раздражает Артура.
И деревья стоят, будто мертвые, голые ветки, холодная кора, бессильный скрип от северного ветра; изломанные силуэты отражаются в озере — не в воде, но в ртути.
Ядовито озеро, проклято всеми силами, только девушка, что сидит на берегу его, во стократ ядовитей.

— Добрый день, господин Барма, — смеется Лейси. — Как хорошо, что вы снова к нам пришли.

Артур может сказать, что никакой этот день не добрый: сумрачно, сыро и так далее, но зачем-то кивает и поплотнее затягивает на шее шарф.

Это безумие.
Он отравлен ее ядом.
Он влюблен.


Артур играет соло на флейте, клен поет под длинными пальцами; леди Баскервилль кладет на плечо скрипку и острым, отточенным движением поднимает смычок.

Сказочная мелодия рвет на части воздух, в легких вырастают лиственницы; под такую музыку девушки в алых капюшонах идут в лес, принцы на белом коне въезжают под своды заколдованного замка.

Он не припоминает случая, чтобы им удавалось завершить ее: то господин Глен появлялся с каким-то неотложным делом, то господин Освальд, то Джек вылезал из кустов с радостной новостью.

Но Лейси, уходя, оборачивается и улыбается: «В следующий раз мы ее точно доиграем!».
Артур кивает и втайне надеется, что и в этот раз, как и в сотне предыдущих, она соврет.


— Я, — говорит девушка, — попаду в ад, если вообще куда-нибудь попаду.

И говорит это так, что все отрицания и убеждения сразу выглядят ненужными и лживыми; ветер пробирается под плащ и Артур ежится от холода, что же до ада — ему, собственно, все равно, да и с Лейси он, в принципе, согласен.

Ведьмы попадают в ад.
Околдованные ими — вероятно тоже.

Лейси — вино из аконита, роза в самой глубине тернового куста, пиковая королева не для червового валета, ядовитый, отчаянно ядовитый металл.
Лейси — Солнце за девять минут до Апокалипсиса.


А потом бокал с алым напитком роняют на землю, первые заморозки убивают цветок, колоду карт бросают в огонь.
Лейси нет.
Лейси погибла.
Лейси мертва.
У Артура в руках остаются горько-соленые капли ртути.
У Артура остается дневник и коротенькие записки, что он пишет для той, которая никогда их не прочтет.

…Вода в озере теперь отливает серебром, очищающим серебром: от ведьм и оборотней, «Упокой, Господи, Вашу грешную душу», впрочем, Вы, Лейси, верно, уже в аду…

Чернила превращаются в свинец, бумага — в грубую шерсть.
Это безумно, это неправильно, это… это…

…Писать Вам — бессмысленная необходимость. Доброе утро, Лейси, добрый день, Лейси, добрый вечер, Лейси, а-не-пойти-ли-Вам-к-дьяволу Лейси.
Вы отравили каждого, кто посмел к Вам прикасаться. У господина Глена — и этого и предыдущего — душа погублена парами ртути, у бедного Джека — разум.
У меня — сердце.

Безариус не скрывает от него правды, но и не выдает ее окончательно: по крупицам, по крошкам, только вот Барма достаточно умен, чтобы догадаться.
Артуру кажется, что это ужасно, столько людей, столько огня на могилу этой девушки, словно древние жрецы, льющие жертвенную кровь на алтарь, но если бы он верил, что ее это в самом деле вернет — как бы он поступил?
Он предпочитает над этим не задумываться.

…Я тоже схожу с ума, Лейси, но я не могу позволить, чтобы они говорили о моей сестре, чтобы они говорили о Вас, чтобы все это стало предметом сплетен глупых напыщенных дам, поэтому пусть это все-таки будет история о герое.
Серьги Вашего брата мне совершенно не идут.

В конце февраля в поместье прилетает северный ветер, залетает в открытое окно, шевелит страницы открытых книг.
Кто-то ласково касается горячего лба.

— Не сидите на сквозняке, заболеете.

Артуру наплевать: ему бы только дописать этот чертов дневник и доиграть до боли знакомое соло на немного фальшивящей флейте.
В Преисподней, в месте, где над ртутными озерами растут мертвые деревья, его ждет Лейси.

@темы: pandora hearts, творчество Ло

---

Название: queen
Пейринг/Персонажи: Тиа Халлибел | Гриммджо Джагерджак
Категория:гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, повседневность
Краткое содержание: Иногда Халлибел кажется, будто стоит ей прошептать «Круши, Тибурон» — и стены размокнут и осядут в песок, и тогда это место не будет отличаться от окружающей его пустыни.
Примечания: Написано на Марафон Заявок в Типичном Фикрайтере по Блич

Лас Ночес похож на картонный замок из детской книжки. Иногда Халлибел кажется, будто стоит ей прошептать «Круши, Тибурон» — и стены размокнут и осядут в песок, и тогда это место не будет отличаться от окружающей его пустыни.

Но она никогда не читала детских книг, а вода ее меча с легкостью раскрошит и камень.


Они все раненные, разбитые, расколотые, — шинигами пронеслись опустошающим тайфуном, бог ушел и предоставил их своей судьбе.

— Тебе не обязательно… заниматься этим, — говорит ей Неллиел; она сидит на ступенях трона и заплетает Пеше короткие косички.

Сам трон пустует.

— Если не я, — отвечает ей Халлибел, — то кто?

Сквозняк пролетает по полу и теребит край рваного зеленого платья.
Неллиел улыбается и кивает.


За столом, рассчитанным на одиннадцать человек, шестерым сидеть глупо и непривычно.

Халлибел думает, что никому из них — на самом деле — не нужна королева. У Нелл есть силы, чтобы защищать свою фракцию — или быть защищенной ими, Москеда прекрасно себя чувствует в своем подземелье и без всяких владык, Гриммджо не признает никого над собой, а у Лоли и Меноли — готовых убить Иноуе Орихиме, готовых убить за Иноуе Орихиме — уже есть своя принцесса. И еще — если бы они были единственными выжившими, то Халлибел взяла бы с собой Франческу, Апаччи и Сун-Сун и покинула бы замок: темная пещера наверняка готова принять их столь же тепло, сколь и раньше.

Но по коридорам Лас Ночес бродят арранкары — потерянные, не знающие ни цели, ни смысла существования — и Халлибел остается.


— Ну и как, — спрашивает у нее Гриммджо, щурясь на искусственном солнце, — синяков от сидения на одном месте еще не появилось?

Он не умеет подбирать слова, но грубость эта больше всего напоминает искреннее любопытство; Халлибел могла бы отдать корону ему, но Гриммджо не смог уберечь свою стаю — да и не факт, что сможет уберечь себя — куда ему это картонное царство, полное бумажных человечков.

— Раньше у меня было трое, чьи разногласия я улаживала, — она поводит плечами: после битвы с ледяным мальчиком в капитанском хаори ей все время холодно. — Сейчас то же самое, только количество их выросло до полсотни.

— Скукота, — тянет он. — Эй, Тиа, пошли подеремся, а?

На краткий миг она хочет согласиться — не на бой на мечах, на спарринг — правда ли у него такая же теплая кожа, как ей кажется? Чтобы проверить, надо только протянуть руку, но Халлибел качает головой и отворачивается: надо вернуться в темный тронный зал — у нее много работы.

Спускаясь по лестнице, она думает о том, что небрежно развалившийся под голубым небом Гриммджо все равно выглядит как хищник в засаде.


Порой в Уэко Мундо появляются шинигами.

Странный мужчина, похожий на тэнгу, навещает ее спустя три месяца после войны — разбрасывается шутками и комплиментами; Халлибел уверена, что он отдаст все золото Черной Горы за ее благосклонный взгляд, Халлибел знает, что он убьет ее с той же сожалеющей улыбкой, если она навредит его друзьям.

— Я — королева Уэко Мундо, — сообщает она и сама удивляется тому, как правильно это звучит. — С чем ты пришел в мои владения?

Кьераку Шунсуй разводит руки в стороны — ладони его пусты, обе катаны прячут смертоносную сталь в ножнах.
Она выдыхает и приказывает подать им чай.

Условия простые: не пускать социально-опасных личностей в мир живых, не нападать на шинигами и — на этом пункте капитан восьмого отряда смущенно запинается — как можно реже бывать в лабораториях Заэля.

Халлибел не задает лишних вопросов: человека, победившего Гранца, она видела один раз — и больше желанием не горит.

Только пожимая твердую руку Кьераку, она понимает, что ей все еще очень холодно.


Королеве не подобает подслушивать чужие разговоры из-за угла — оправданием Халлибел служит то, что объявить о своем присутствии она попросту не успела.

— Он вернется, — от уверенности в словах Неллиел она вздрагивает — ей известно, о ком ведет речь ее предшественница. — Когда-нибудь он поймет, он обязан будет понять!

У детей плохая память — даже то, что они видели собственными глазами, может исчезнуть через пару минут; когда взрослая Нелл открыла глаза, первый вопрос ее был о Ннойторе — и Халлибел позволила себе сказать «Он в пустыне» вместо «Он мертв».
Халлибел позволила себе секунду слабости и заплатила за нее чужой ложной надеждой; в какие-то моменты ей хочется стать на крыше Лас Ночес и позволить водопадам течь вниз, чтобы они вынесли наверх сокрытые песком стальные браслеты и обломки Санта-Терезы.

— Конечно, госпожа Неллиел, — голос Дондочакки звучит устало, но нежно. — Когда-нибудь он обязательно вернется.

В какие-то моменты она рада, что на самом деле она никогда так не сделает.


Им нужен кто-то, в кого верить.

В кого верить, кого слушать, перед кем хвалиться за успехи и перед кем оправдываться за неудачи — Халлибел знает, Халлибел помнит, но к концу приема почти забывает даже собственное имя в бесконечном ваше величество, ваше величество, вашевеличествовашевеличествовашевеличествоваше…

В один прекрасный день — или одну прекрасную ночь, в Уэко Мундо никогда нельзя сказать точно — она оставляет просителей на Неллиел и покидает тронный зал.


Гриммджо ждет ее у дверей в ее покои; вид у него решительный и чуть напряженный.

— Если бы не эта дурацкая маска, я бы тебя поцеловал, — говорит он легко и зло.

С такой интонацией люди умирают, арранкары идут в атаку; Халлибел как-то некстати вспоминает, что в рессурекшионе эта самая маска исчезает.
Халлибел как-то некстати вспоминает, что Айзен запретил высвобождать меч внутри купола — а потом думает: «к меносам Айзена»; и, в конце концов, ей все еще холодно.

— Если тебе навредит моя духовная сила, виноват будешь сам, — предупреждает она и замечает, как глаза у него полыхают неверием и отчаянной шальной радостью.

Она роняет «Круши, Тибурон», и стены не напитываются водой и не осыпаются в песок, а ладони у ненароком промокшего Гриммджо обжигающе горячие.


Халлибел просыпается, когда Гриммджо выскальзывает из-под одеяла и мягко ступает босыми ногами по холодному полу.

Она знает, что теперь он уйдет в пустыню и будет охотиться на адьюкасов, лежать на песке, точить когти о деревья в Лесу Меносов и смотреть на бледный полумесяц, острый, как лезвие меча, и круглый, словно дыра пустого, и что однажды — через год или через пару десятков лет — он вернется в Лас Ночес — потому что коты, какими бы жестокими и страшными они ни были, всегда возвращаются домой.

Халлибел тепло.

@темы: bleach, творчество Ло