летнее мини

[lawtale]

Название: Гордость и предубеждение и зомби
Размер: мини, 1050 слова
Пейринг/Персонажи: Мотоджиро Каджии / Акико Ёсано
Категория: гет
Жанр: драма, романтика
Рейтинг: R
Предупреждения: насилие, неаппетитные подробности, каннибализм
Краткое содержание: На второй день беспрерывной болтовни она отрезала Каджии язык.
Примечание: зомбиапокалипсис! АU
Размещение: запрещено без разрешения автора

На второй день беспрерывной болтовни она отрезала Каджии язык. На четвертый — вырастила его обратно, потому что слушать завывания ветра, к которым не примешивался человеческий голос, оказалось еще хуже.

На седьмой день их общего конца мира Каджии выдохся сам и теперь шел за ней почти молча, только периодически бубнил что-то себе под нос. В практически пчелином гуле Ёсано иногда различала отдельные слова вроде "плюс", "хлорид гексаамминхрома" или "золото" и не спрашивала, о чем он.

— Отдохнем, — объявила она, когда повторения знакомых слов в бормотании зациклились. Они как раз дошли до очередного магазинчика, который неплохо было бы обыскать на предмет припасов, и искать лучшее место для привала она не видела смысла.

Каджии кивнул, но бубнить не перестал. Ёсано фыркнула и пошла обыскивать полки в одиночку.

Пара завалившихся за прилавок консерв, автомат с растаявшим мороженым и коробка покки — негусто, но в полуразрушенном городе нельзя было разбрасываться никакой едой, так что Ёсано со вздохом запихнула добычу в сумку. И тут же отшвырнула ее в сторону, резко оборачиваясь на звук и доставая тесак.

Трупов было двое.

Первому она отрубила голову и мгновенно отпрыгнула, спасаясь из-под удара второго. За последнее время она так привыкла к запаху разложения, что не смогла учуять врагов, но на ее удачу двигались они относительно медленно — видимо, давно ничего не ели, вот и ослабли. Тянущуюся к ней руку Ёсано хлестко отбила: пусть царапины и не несли опасность заражения, это все равно было негигиенично.

Полусгнивший глаз вывалился из глазницы, шлепнулся на пол. Ёсано не испытала ни отвращения, ни сочувствия — тем более, что через пару мгновений череп мертвеца взорвался плохо набитой пиньятой. Каджии, помахивающий битой, весело подмигнул ей.

И протянул что-то.

Желтый фрукт с жестяным колечком вместо хвостика. Не лимон, удивилась Ёсано и внезапно поняла, что это беспокоит ее больше, чем то, откуда Каджии взял материалы. Наверняка заглянул в одно из бывших хранилищ мафии. Может, встретил там бывших товарищей и не стал рассказывать об этом Ёсано, которая нашла на месте агенства только разрушенное здание и ни следов выживших, ни их тел.

Но даже так, изменять своим привычкам у него не было причины.

— Это айва, — Каджии ответил на ее вопросительный взгляд. — Она чем-то напоминает божественную форму лимона, но на деле совершенно другой фрукт.

Ёсано ждала пояснения. Пальцы, сведенные судорогой на рукоятке тесака, горели.

— С каждым днем, — сказал Каджии и неловко дотронулся до ее плеча, — ты пахнешь всё слаще. То есть, не то чтобы ты раньше пахла не сладко, я не это...

Дальше Ёсано не слушала — только смотрела.

У Каджии были дурные глаза неясного цвета, каштановые волосы в идиотской стрижке — у самой Ёсано аккуратное каре давно растрепалось, отросло до плеч, и она никак не могла найти ножницы, чтобы подравнять. Каджии хохотал, как сумасшедший, шутил на темы, не поднимаемые в приличном обществе, и носил за Ёсано сумку, когда она выбивалась из сил.

У Каджии вчера отвалилось правое ухо, и нелепые очки из-за этого постоянно сползали набок.

Способность ее не могла спасти от вируса, но зато отдаляла безумие, притупляла чувство голода. Она не знала об этом, пока в торговом зале на нее не вывалился ходячий труп, уронив на них обоих стойку с ножами; пока бабочки, разлетевшиеся во все стороны, не осели на испещренной червиными дырами коже.

Пока труп этот не помахал ей знакомыми очками и не выплюнул из того, что раньше было ртом, что-то похожее на ее имя.

Ей тогда пришлось превратить его практически в кашу, прежде чем применить способность повторно, но теперь Каджии путешествовал с ней, раздражал глупыми разговорами, трогал ее тесак холодными (и грязными!) руками. Процесс разложения не прекратился, но замедлился, каналы для яда в глазных зубах так и не появились, но голод — затмевающий разум голод никуда на самом деле не ушел.

Ёсано могла бы использовать свои силы на каждом мертвеце, что встречался ей на пути, но на выходе она получила бы армию бывших людей, страдающих от осознания происходящего и сосущей пустоты в желудке. "Неоптимальное решение", шептал ей внутренний голос, и Ёсано порой ненавидела себя за то, как легко с ним соглашалась.

Каджии говорил ей, что найдет лекарство, что ученый он или кто, что для науки нет ничего невозможного и ничего запретного, и чертил на привалах бесконечность химических формул в потрепанных блокнотах. Каджии говорил, что не смог бы сделать это без нее, и глядел при этом дурацким щенячьим взглядом, и таскался за ней, словно вручил ей поводок и добровольно застегнул его на своей шее.

Каджии создал бомбу, чтобы ей не пришлось снова рубить его на мелкие кусочки, потому что после их встречи у нее ныли запястья, а тесак никак не оттирался от бурых пятен.

И потому что никому не хочется умирать в одиночестве, даже повторно.

— Если ты не успеешь создать свое лекарство до следующего кризиса, — предупредила она, прерывая его бесконечную тираду, — я буду разделывать тебя как минимум два часа.

Он не должен был выглядеть таким счастливым, когда она соглашалась на его невысказанное предложение, и это казалось почти неприятным: как ладонь на ее плече, которую он так и не убрал. Но казалось, а не было: и, когда он наклонился к ней, она не отстранилась, пусть даже понимала, к чему это приведет.

Каджии лизнул ее в губы — мокро и широко, как собака, и Ёсано, подавив брезгливость, открыла рот, позволяя. Поцелуй на вкус оказался как чуток подгнившее, сладковатое мясо. Как чуть кислая сукровица, как паек в военное время, слишком долго лежавший под солнцем.

Как смерть, которой Ёсано не боялась.

Когда он сомкнул зубы, она была к этому готова, но все равно попыталась отшатнуться, оглушенная болью, и закричала. Каджии выпил ее крик вместе с кровью, что обожгла ей горло. Тем, что осталось у нее от языка, Ёсано больше не могла почувствовать железистого привкуса, но ощущала вибрацию в чужом горле, словно сдерживаемое рычание.

Каджии так отчаянно жаждал ее плоти и крови, потому что был мертв, Ёсано испытывала боль, потому что была жива. Смерть больше не значила отсутствие жизни, и к тому времени, когда он додумается задать этот же вопрос снова, ей стоило придумать другой ответ.

Сейчас, пока Каджии ее целовал, захлебываясь наслаждением от насыщения, это не имело значения. Ёсано зажмурилась и обняла его за шею.

К их ногам упала граната без чеки — айва, не лимон, — и Каджии прижал ее к себе так крепко, словно хотел защитить или не позволить ей сбежать. Ёсано не нуждалась в первом, не собиралась делать второе, но этой заботой, от которой у нее трещали ребра, искренне восхитилась.

В следующий раз, подумала она, когда до взрыва остались считанные доли секунды, я вырву ему все зубы и поцелую его первой.