[lawtale]

однострочники в треде всегда радуют мою душеньку.

Фукузава, Чуя; неясный таймлайн, немного дарк; на ключ "город засыпает - просыпается мафия"

Фукузава, Чуя; неясный таймлайн, немного дарк; на ключ "город засыпает - просыпается мафия"

Накахара Чуя не улыбается — скалится радостно и угрожающе одновременно; среди зверей, где обнаженные клыки почти всегда предвестники нападения, такие улыбки котируются выше других — Фукузаве понадобилось много времени, чтобы отвыкнуть от этого и — поразительно мало, чтобы вспомнить об этом снова.

Он не спрашивает, почему член исполнительного комитета находится в его квартире — наверняка это очередной гениальный ход Мори, или Дазая, или Нацуме-сенсея, или даже Рампо, — вокруг Фукузавы необычайно много человек, любящих составлять сложные планы, и совершенно не желающих кого-либо в них посвящать. Чуя сидит на подоконнике, болтает босой ногой и намурлыкивает мотив старой колыбельной — и это раздражает вовсе не так, как могло.

Йокогама отходит ко сну, где-то там желают друг другу сладких снов его подчиненные, где-то там просыпается, ощетинивается ножами, бомбами и пистолетами мафия — хладнокровная змея, желающая поскорее избавиться от заползших в ее нору крыс — а один из сильнейших ее бойцов сейчас глядит на спешащих домой людей из его окна — со смесью пренебрежения и сочувствия во взгляде.

Рыжий мальчишка обычно чем-то внешне напоминает Рампо — такой же шумный и наглый — разве что заковыристых узелков у него в голове куда меньше, а шрамов куда больше; Чуя отличается от Дазая — Фукузава сказал бы, что в лучшую сторону, если бы чужие недомолвки и недоговорки не имели своей целью всех спасти, если бы Порча, расползающаяся багровым по коже, не использовалась ради уничтожения врагов; но даже так — взращенную в этом ребенке жестокость Фукузава с горьким удивлением понимает куда лучше всего остального — в лунные ночи ему самому в полудреме кажется, что с лезвия катаны капает на бамбуковый пол алая кровь, и сны эти, как бы он не хотел утверждать обратное, вовсе не похожи на кошмары.

В такие ночи как эта волчий голод, разбуженный жестокой битвой, никак не хочет утихать.

Война начнется завтра, а пока за окнами мерцают желтые фонари и неестественно белый неон вывесок, мрак выползает из узеньких переулков, наступает время пороха и стали, неожиданно тихий Чуя смотрит в темно-синее небо и без слов напевает свою колыбельную — для всего светлого мира.

Фукузава уже знает, что не сможет под нее заснуть.